В этом году исполняется ровно 10 лет с тех пор, как, пожалуй, самый известный экскурсовод Харькова Макс Розенфельд провел свой первый тур. Newsroom попытался раскрыть секрет его успеха, разузнал, что общего между Харьковом и Берлином и куда может привести погоня за туристической привлекательностью города.
В арсенале экскурсовода, художника и дизайнера Макса Розенфельда — 17 познавательных маршрутов по городу. На некоторые его мероприятия под открытым небом приходят сотни человек, при этом Макс не признает громкоговорители.
В этом году исполнилось 10 лет, как вы занимаетесь экскурсиями. Могли бы вспомнить, с чего все началось?
Первая экскурсия, которая положила начало проекту “Экскурсии по Харькову с Максом Розенфельдом”, действительно, состоялась десять лет назад. Но самый первый раз, когда я вещал перед большим количеством людей, был в августе 1999 года. Это случилось за границей, в Барселоне. Экскурсионную группу завезли в музей Пикассо, но экскурсовода с нами не оказалось. Большая часть русскоговорящих туристов тогда очень заинтересовалась экспозицией. Некоторые из присутствующих них знали, что я художник и стали задавать вопросы. Я ответил на один, ответил на второй и сам того не заметил, как вокруг меня в музее Пикассо собралась толпа слушающих людей. Вскоре к нам подошел служитель и сказал: то, что мы делаем — противозаконно. Нам ничего не оставалось как извиниться и тихонько уйти. Потом я узнал, что дело могло закончиться арестом. Все, что я делал после в плане экскурсий, сопоставимо с тем, что случайно произошло в Барселоне. Можно сказать, что это был своего рода мой дебют.
Первая моя экскурсия в Харькове состоялась в 2011 году. Тогда я делал проект “Глобус Харькова”, у меня накопилось множество историй о нашем городе. Возникла потребность поделиться ими с людьми, и мой друг Юрий Якубов подал идею делать экскурсии. Так родился этот формат. С самого начала не было ни концепции, ни стратегии, ни понимания целевой аудитории. Я художник не только по диплому, но и по способу жизни. Поэтому делаю все спонтанно и от души. Верю, если это интересно мне, то будет интересно и еще кому-то. К счастью, в последнее время я не делаю того, что мне не доставляет удовольствия. И уж точно это касается работы.
В прошлом году Геннадий Кернес объявил о совместном проекте про Харьков с Максом Розенфельдом. Это была работа в удовольствие или предложение, от которого невозможно отказаться?
Это было предложение, от которого нельзя отказаться. Действительно, это была инициатива Кернеса. В самом начале я понимал, что любой мой ответ — и согласие, и отказ — будут самоубийственны. Также я знал, что могу сделать классный проект и сделаю его с удовольствием. Самоубийственность в случае отказа заключалась в том, что из страха осуждения людьми факта моего сотрудничества с Кернесом я терял возможность создать нужный и хороший проект. Самоубийственность в случае согласия — это репутационные потери. Как, в общем-то и произошло. Какое-то количество людей сказало: “Для меня Розенфельд умер”, “Да как он мог заключить сделку с Кернесом” и вот это вот все. Я с первой секунды понимал, что так будет и даже от кого это будет исходить.
Вы приятельствовали с Геннадием Адольфовичем?
Нет, я его видел перед собой один раз в жизни, когда он мне сделал это предложение. Не хочу, чтобы это прозвучало как оправдание. Например, есть художник, он написал картину. К слову, если вы смотрели эти работы, и вы могли заметить, что это не заказная работа и там нет ни одного упоминания Кернеса. Одним из условий моего согласия была полная свобода творчества и невмешательство в то, что я делаю. Так вот, художник продает картину, и он в общем-то не интересуется тем, кто ее покупает. Я бы мог привести массу примеров, но не хочу, чтобы меня ассоциировали с великими художниками, а Кернеса — с жуткими монстрами (Смеется. — Авт.). В данном случае речь идет даже не о сотрудничестве, а о продавце и покупателе. При этом потребителем этого продукта является даже не покупатель, а люди, и им этот продукт нравится.
Вы продолжаете сотрудничать с городской властью в этом формате сейчас?
В этом формате нет. Нет запроса.
А если он последует, согласитесь?
Все зависит от конкретного случая. Скажем так. Для параллельного проекта мне нужно было получить разрешение городского совета на установку мемориальных табличек репрессированным врачам. Речь идет о проекте “История медицины в лицах”, который мы делаем с Мариной Овчинниковой из Европейского радиологического центра. Я через знакомых узнал, что для получения этого разрешения мне нужно прийти на встречу с ним. Я пришел. Он мне сказал: вот тебе разрешение на таблички, а ты сними мне экскурсии. Это была некая форма сотрудничества. Сейчас, повторюсь, со стороны городской власти в мою сторону нет запроса. Если вы спрашиваете о политической рекламе — нет, такие варианты не рассматриваются
Присутствует ли в вас страх “проект не выстрелит”?
Нет, сейчас такого страха нет. Я для себя это объясняю независимостью от внешнего мнения. За это тоже нужно сказать спасибо бывшему мэру Харькова Кернесу. Много лет я себя убеждал в том, что на мнение со стороны не нужно реагировать, не нужно психовать в ответ на реакцию хейтеров и оставаться спокойным, если какой-то проект не “выстреливает”. Но я, как говорится, все равно “парился”. И именно тот хейт, который на меня обрушился в июле 2020 года из-за совместного проекта с Кернесом, во мне, как мне кажется, очень многое пережег. Сейчас я почти не читаю комментарии и не смотрю на количество просмотров в YouTube и Instagram. В какой-то момент я понял, что я веду диалог не с внешним собеседником, а со своей совестью. Если она говорит, что это классный проект, то мне не важно, “выстрелил” он или нет. Если же мне не нравится, то даже если он круто заходит, это не поможет.
Расскажите о том, чего не видит никто. Как вы готовитесь к экскурсиям и лекциям. Какие у вас отношения с украинским языком?
Поскольку этого никто не видит, я и не буду об этом рассказывать. Это должно остаться “за кулисами”, “кухня” не должна никого интересовать. Еще когда я был студентом факультета дизайна интерьеров, у меня появилась мысль, ставшая принципом жизни. Любой готовый продукт, не важно что это: спектакль, дизайн или фильм — должен создавать ощущение легкости. Зрителю не нужно знать, сколько пота, крови и слез потратил автор, готовя произведение. Иногда нужно прилагать колоссальные усилия, чтобы добиться легкости. Сейчас, в том числе, я работаю над проектом “Український стиль з Максом Розенфельдом”. Серии выходят в YouTube на украинском языке, который для меня не родной. Украинский очень мелодичный, в его звучании почти нет пауз, он буквально льется из уст говорящего. И чтобы добиться этого правильного эффекта, нужно научиться по другому дышать. Первый съемочный день в Полтаве выдался самым сложным. Мы потратили день на то, чтобы добиться нужного звучания на украинском языке. Во время съемок в Днепре я уже разговорился во всю (Смеется. — Авт.).
У каждого города есть свои секреты. А какие секреты есть у Харькова?
На мой взгляд, главный секрет Харькова заключается в том, что мы часто проходим мимо городских интересностей. Я не занимаюсь какими-то особенными исследованиями, я обращаю внимание на то, что нас окружает. Почему на это не обращают внимание большинство других людей — да потому, что они туда не смотрят. Эти интересности встречаются буквально на каждом шагу. Харьков — уникальный город с богатой историей. Ко мне часто обращаются с вопросом: а что вы можете показать необычного, может, какие-то подземелья и катакомбы? Конечно, все это есть, но не нужно забывать и об обычных двориках и улочках, они таят в себе массу любопытного.
Насколько сильно пандемия ударила по вашему бизнесу? Приходилось ли отменять экскурсии по Харькову?
Пандемия ударила по всем и с разных сторон. Но в моем случае это было не линейно. Самой большой проблемой оказалось закрытие границ. Карантин начался в тот самый момент, когда мы с группой вернулись из Барселоны буквально на последнем рейсе. Это был тяжелый психологический момент. Только мы привыкли к открытым границам, когда можно взять рюкзачок, собрать группу и отправиться гулять по Берлину и наслаждаться свободой… Как вдруг мы снова оказались в условиях несвободы. Ударило очень сильно весной 2020 года. Карантин наложился на личные обстоятельства. Мы с семьей переехали в новый дом. Были долги и был план их возвращения, а тут такое. Казалось, вообще ничего не будет. Пришлось внутри себя находить новые ресурсы для оптимизма. Ведь я на экскурсии прихожу не просто байки рассказывать, а еще и заряжать людей позитивом. А какой уж тут позитив, когда весь мир на карантине. Если имитировать радость бытия, то в это никто не поверит и моя работа превратится в лажу. Приходилось заставлять себя бодриться и держать, как говорится, марку. Ближе к лету ко мне на экскурсии начали приходить маленькие группки, потом людей становилось больше и больше, и потихоньку ощущение торжества и праздника вернулось. Сейчас снова хочется вернуть ощущение внутренней свободы. Оно непременно вернется, но уже будет другим.
Харьков наращивает туристическую привлекательность. На ваш взгляд, что важнее: парки и скверы или должным образом укомплектованные больницы и “коммуналка”?
Не нужно одно другому противопоставлять. Парки и скверы, больницы и “коммуналка” — звенья одной цепи. Город один — это очень сложный организм. Можно ли ответить на вопрос: что важнее: руки или ноги, почки или печень? Все надо. Когда денег не хватает, получается “Тришкин кафтан”. Что-то бросили туда, что-то сюда. Это никуда не годится. А вообще, вопрос перераспределения бюджета я не готов обсуждать, я не специалист в этой области.
Как вы относитесь к тому, что в центре города установили флагшток высотой в 101 метр за 24 миллиона гривен? На ваш взгляд, это оправданные траты?
Я не решал вопрос о том, на что потратить 24 миллиона гривен.
Это же, в том числе, ваши деньги, ваши налоги.
К сожалению, я к этим деньгам отношусь так… Я их отдал, перепоручив распоряжаться ими другим. Я не ставил бы этот флагшток. Меня он не раздражает и не восхищает. Есть и есть. Выглядит эффектно, но не обязательно. Я знаю, какую рассказать теперь байку о том месте, где он установлен, как это превратить в еще одну легенду. Это моя часть. А относиться к этому слишком серьезно — не мой стиль. Хочу процитировать барона Мюнхгаузена: “Улыбайтесь, господа! Все глупости сделаны с серьезным выражением лица”. Ок, 24 миллиона — это достаточно дорогая шутка. Но лучше по этому поводу улыбаться. Эти деньги можно было потратить как-то по-другому.
По поводу туристической привлекательности. Должна быть стратегия. Если вспомнить Львов или Венецию — очень привлекательные с туристической точки зрения города. Но зачастую для людей, которые там живут, это стало проклятием. Туристы очень некомфортны для венецианцев. Центр Львова — туристическое пространство, почти круглогодично. Львовяне кучкуются вокруг центра и формируют иную городскую среду и живут своей жизнью, создавая другой Львов. Повторюсь, процесс повышения туристической привлекательности должен быть очень сбалансированным. Я много раз говорил о том, что туристическая привлекательность Харькова заключается в том, что это студенческий город. В этом смысле он очень схож с Берлином. Зоопарк, аквапарк, сад Шевченко — классно. Но уловить настоящую атмосферу города можно, пожалуй, в студенческих заведениях и тусовках. Выросло новое поколение людей, которые путешествуют не для знакомства с достопримечательностями, они путешествуют из жажды перемещения. И они поедут в Харьков не ради зоопарка или Госпрома, а чтобы ощутить дух другого места.
Прибыль от экскурсий — это основной ваш доход?
Да, это мой основной доход. Но я не понимаю, куда деваются деньги (Смеется. — Авт.). Когда я смотрю раздел “Приход”, где оказываются эти деньги через неделю, я не очень понимаю. На мой взгляд, вопрос благосостояния очень обширный и во многом зависит от привычек и ощущения себя. Некоторые мои знакомые удивляются, что я езжу на метро или на велосипеде. Это не потому, что не могу себе позволить что-то другое. Просто это выработанная привычка. Я не сумел мысленно перешагнуть в класс состоятельных людей, я себя таковым не чувствую. Вместе с тем мне хорошо известно, что такое личностный кризис. Я к нему готовился давно и вот он наступил. Главной вопрос, который сейчас стоит передо мной: что дальше? Мне почти 45, и я пока не могу ответить на него.
Это как-то отразится на том, что вы делаете?
Нет, я намерен продолжать проводить экскурсии, заниматься проектами. Скорее даже наоборот, во мне открылось второе дыхание, появились новые видения. Буквально сейчас я вынашиваю новый проект, но о нем пока не буду рассказывать. Скоро сами все увидите.
Сколько сейчас экскурсий по Харькову в вашем арсенале?
Всего по Харькову у меня разработано 17 маршрутов. Все они активны и в зависимости от запроса я предлагаю аудитории тот или иной. Кроме этого, у меня есть 10 экскурсионных маршрутов по Берлину и Барселоне. Я очень скрупулезно подхожу к их созданию и буквально прорабатываю каждый, рисуя от руки. Таким образом мне удается прочувствовать их, сделать запоминающимися, яркими и интересными.
Какое самое больше количество людей приходило на ваши экскурсии?
В 2019 году мою экскурсию по Москалевке посетили 340 человек. Это батальон (Смеется. — Авт.). Это те, кто заплатил. Сколько людей было на самом деле, мне не известно, ведь оплата происходит в конце маршрута. Совсем недавно я провел мероприятие в районе ХТЗ для 200 человек. На следующий день было 170. Взаимодействовать с людьми приходится голосом, средствами усиления пользоваться неудобно, поскольку через громкоговоритель теряется нужная интонация. Несмотря на то, что это сильная нагрузка, оно того стоит. Как в финансовом плане, так и в эмоциональном. Моя работа доставляет мне огромное удовольствие.
Фото: архив Максима Розенфельда
Комментарии