Не так уж много нобелиатов были связаны с Харьковом: Илья Мечников (премия по физиологии и медицине в 1908-м году), Лев Ландау (по физике, 1962 г.), Семен Кузнец (по экономике, 1971 г.) — и первый русский нобелевский лауреат по литературе (1933 г.) Иван Бунин.
Именем Мечникова назван в Харькове переулок в центре, упирающийся в НИИ микробиологии, вакцин и сывороток им. И.И. Мечникова. Напротив института в 2005 году Мечникову поставлен памятник. На доме, где Мечников жил в гимназические и студенческие годы, висит мемориальная доска.
После декоммунизации в Харькове имя Ландау с 2015 года носит проспект. Также в честь нобелианта установлена памятная доска на корпусе политеха, где он работал в 1931-1937 гг. Создан мемориальный музей в старом корпусе физико-технического института.
В 2011-м на бывшем здании коммерческого института, где в 1918-1919 гг. учился Кузнец, появилась памятная доска. С 2013 года Национальный экономический университет носит имя Семена Кузнеца. В 2015 году появились улица и переулок Семена Кузнеца.
Памятники нобелевским лауреатам у университета им. В. Н. Каразина
Всем трем этим нобелевским лауреатам установлены памятники возле Харьковского национального университета. Но только трем. О Бунине Харьков почему-то всегда забывает: ни памятника, ни улицы, ни таблички на доме, где жил. А вот Бунин о Харькове помнил, его описание нашего города в романе “Жизнь Арсеньева” (1930 г.), за который он и получил Нобелевскую премию, — наверное, самый лиричный образ Харькова во всей мировой литературе.
“В Харькове я сразу попал в совершенно новый для меня мир. В числе моих особенностей всегда была повышенная восприимчивость к свету и воздуху, к малейшему их различию. И вот первое, что поразило меня в Харькове: мягкость воздуха и то, что света в нем было больше, чем у нас. Я вышел из вокзала, сел в извозчичьи сани, — извозчики, оказалось, ездили тут парой, с глухарями-бубенчиками и разговаривали друг с другом на вы, — оглянулся вокруг и сразу почувствовал во всем что-то не совсем наше, более мягкое и светлое, даже как будто весеннее. И здесь было снежно и бело, но белизна была какая-то иная, приятно слепящая. Солнца не было, но света было много, больше во всяком случае, чем полагалось для декабря, и его теплое присутствие за облаками обещало что-то очень хорошее. И все было мягче в этом свете и воздухе: запах каменного угля из-за вокзала, лица и говор извозчиков, громыханье на парных лошадях бубенчиков, ласковое зазыванье баб, продававших на площади перед вокзалом бублики и семячки, серый хлеб и сало. А за площадью стоял ряд высочайших тополей, голых, но тоже необыкновенно южных, малорусских. А в городе на улицах таяло… глаза разбегались на эти улицы, казавшиеся мне совершенно великолепными, и на то, что окружало меня: после полудня стало совсем солнечно, всюду блестело, таяло, тополя на Сумской улице возносились верхушками к пухлым белым облакам, плывшим по влажно-голубому, точно слегка дымящемуся небу…”.
“Жизнь Арсеньева” — роман во многом автобиографический, главный герой-рассказчик Алексей Арсеньев — alter ego писателя. А вдова писателя Вера Муромцева в “Жизни Бунина” (1958 г.) конкретизирует и добавляет: “Харьков поразил его и великолепием магазинов, и высотой каменных домов, и огромностью площадей, и собором”.
Братья Бунины – Юлий и Иван
Старший брат писателя Юлий Алексеевич Бунин (1857 – 1921 г.г.) — тоже литератор, поэт и публицист, а еще революционер-народник жил в Харькове в 1881-го по 1884-й и потом в 1889 – 1890 годах. Весной 1881 г. его, студента математического факультета Московского университета, сослали сюда за участие в студенческих беспорядках. Он доучивался в Харьковском университете и окончил его в 1882-м. В Харькове Юлий Бунин руководил местным народническим кружком, писал социалистические брошюры, которые печатались в подпольной типографии, выступал перед рабочими, чем снова привлек к себе внимание политической полиции. Он разыскивался, был арестован и отправлен на три года под гласный надзор в ссылку — на этот раз в родовое имение Буниных в селе Озерки Елецкого уезда Орловской губернии.
Отправившись в 1889 году вслед за братом в Харьков, 18-летний Иван Бунин поселился у него в доме № 12 по Скрипницкому спуску (ныне — улица Воробьева).
“В какой-то тихой улочке, идущей под гору, в каменном и грязном дворе, густо пахнущем каменным углем и еврейскими кухнями, в тесной квартирке какого-то многосемейного портного Блюмкина…”.
Скрипницкий спуск — практически центр, пять минут подняться — и Пушкинская, еще две минуты — и Сумская; при этом, должно быть, очень дешево — так как еврейский район. Вернее, специального еврейского района в Харькове не было, Харьковская губерния вообще не входила в черту оседлости, единственная из украинских, но евреев — купцов, ремесленников, отставных солдат, студентов, предпринимателей, которым разрешалось селиться вне черты, — в Харькове жило много (только официально, по переписи 1887 года, 1207 семей).
Скрипницкий спуск. Дом, в котором жили Бунины
Та улица, где Юлий снимал квартиру, как раз находилась между двумя синагогами (на то время их было в Харькове только две) — солдатской внизу и купеческой наверху. В день приезда Бунин, сиречь Арсеньев, познакомился и с харьковскими друзьями брата, о которых был наслышан от него еще дома, — теми самыми “завзятыми радикалами”.
Собирались они в “кухмистерской (то есть столовой) пана Лисовского”, где Бунину особенно запомнились “красный горячий борщ” и “стойка с превосходными и удивительно дешевыми закусками, — особенно хороши были как огонь горячие и страшно перченые блинчатые пирожки по две копейки штука”.
Революционные идеи, несмотря на всю любовь к старшему брату и его авторитет, были Бунину не близки, наоборот, уже тогда вызывали неприятие. Но со многими друзьями Юлия он сошелся, они стали и его добрыми приятелями: одно дело идеи, другое — сами люди.
А вот и дополнение Муромцевой: “В Харькове он прожил месяца полтора-два. Прожил приятно. Волновал его город, казавшийся ему огромным, пленявший его своим светом, распускающейся зеленью высоких тополей, грудным говором хохлушек, медлительностью и юмором хохлов. Но времени он не терял: по утрам проводил несколько часов в библиотеке, где стал знакомиться и с литературой по украиноведению, читал и перечитывал Шевченко, от которого пришел в восхищение, но больше всего его увлекало “Слово о полку Игореве”, которое он изучал. Оценив “несказанную красоту” этого произведения, решил побывать во всех местах, где происходили действия поэмы. Многое он запомнил наизусть и часто читал целые куски Юлию, когда они после обеда отдыхали в их каморке, особенно восхищаясь “Плачем Ярославны”.
Иногда заходил в трактир, когда оказывалась мелочь в кармане, где прислушивался к новому для себя языку, наблюдал за женщинами, которые нравились ему своими повадками, загорелыми лицами, черными глазами, за местными мужиками, которые сильно отличались от великороссов. Бродил и просто по улицам, изучал толпу, словом, времени не терял.
Переулок Воробьева – бывший Скрипницкий спуск
Муромцева в “Жизни Бунина” пишет: “За время пребывания в Харькове он очень изменился и физически, и умственно, и душевно. Он обогатился знаниями по украинскому вопросу…”.
Харьков стал для него воротами в Украину. Можно даже сказать и так: влюбившись в Харьков, Бунин-Арсеньев влюбился и в Украину. И это не будет преувеличением. Вот и Муромцева вполне безапелляционна: “…Он говорил мне, что это первое странствие по Малороссии было для него самым ярким, вот тогда-то он окончательно влюбился в нее, в ее дивчат в живописных расшитых костюмах, здоровых и недоступных, в парубков, в кобзарей, в белоснежные хаты, утонувшие в зелени садов, и восхищался, как всю эту несказанную красоту своей родины воплотил в своей поэзии простой крестьянин Тарас Шевченко!”.
И в своих “украинских” рассказах, и в стихотворениях “Христя”, “Уж подсыхает хмель на тыне…”, “Курень”, “Кольцо”, “Мушкет” Бунин проникновенно пишет о любви к земле Гоголя и Шевченко. В “Жизни Арсеньева” читаем: “Не могу спокойно слышать слов: Чигирин, Черкассы, Хорол, Лубны, Чертомлык, Дикое Поле, не могу без волнения видеть очеретяных крыш, стриженых мужицких голов, баб в желтых и красных сапогах, даже лыковых кошелок, в которых они носят на коромыслах вишни и сливы. “Чайка скиглить, літаючи, мов за дітьми плаче, сонце гріе, вітер віє на степу козачем…”. Это Шевченко, – совершенно гениальный поэт! Прекраснее Малороссии нет страны в мире”.
Комментарии