Спустя 12 лет я совершенно точно понимаю – тот телефонный звонок в пресс-службу Харьковской облгосадминистрации изменил мою жизнь. Именно после этой истории я ушла в журналистику. Потом были авторские программы, колонки, фильмы, книги… Забавно, а ведь могла бы ответить “перезвоните в совет ветеранов”. И повесить трубку…
День был, помню, страшно суетной, кажется какие-то дипломатические визиты. Неожиданно зазвонил стационарный телефон. Случайно в том самом кабинете, в котором номер рабочего телефона не менялся со времен Обкома Партии и был “забит” в справочники СССР.
“Алло! С вами будет говорить Таджикистан!”
Если честно, я решила, что меня разыгрывают коллеги. Но в трубке послышались помехи и взволнованный голос пожилого мужчины: “Это Харьков? Алло, Харьков? Харьков?”
“Да, это Харьков. Я вас слышу, говорите!” – ответила я.
Две минуты мы пытались наладить связь. Хотя, уверена, мужчина услышал меня сразу, просто не мог поверить, что дозвонился.
“Здравствуйте, – сказал он, наконец, спокойнее. – Это правда, Харьков?”
Мне, конечно, льстило быть целым городом, и в другом случае я бы обязательно переиначила: “нет, это всего лишь одна двухмиллионная его часть”, – но шутить было как-то не уместно.
“Это правда, Харьков, – сказала я. – Что случилось?”
“Сейчас. Минуту, – попросил голос, – Мне очень трудно говорить. Минуту…”
И мы молчали.
А потом он рассказал, что 30 лет искал могилу отца. Тридцать. Он полжизни направлял запросы во все города бывшего Советского Союза. И ответ ему пришел сегодня.
“Послушайте, я вам сейчас прочту”, – сказал он.
Мне казалось, помехи в трубке исчезли. И я чувствую, как у него дрожат руки.
“Сообщаем вам, – читал он, – что ваш отец погиб в боях под Харьковом. Вы, слышите? Под Харьковом!”
Я слышала. Слышала и понимала, если он читает с листа, и там так и написано “в боях под Харьковом”, то это почти нигде. “Подхарьков”, конечно, сузил географию поиска по всему СССР. Но все равно, это огромная территория.
“Что мне делать?” – спросил мужчина.
Так и спросил.
Что я могла ему ответить? “Приезжайте. Найдем”.
Возможно, я много на себя взяла. Но любой другой ответ был бы глупым. Только что сбылась мечта человека. А я, точнее мой голос, был единственным связующим звеном с реальностью. Что? Найти в справочнике более подходящий телефон? Организации ветеранов? Службы поиска? Да мало ли кто был компетентнее меня в этих вопросах. Но по-другому ответить я не могла.
“Правда?! Можно приезжать!? – обрадовался он. – Спасибо! Я хочу приехать в мае. В день Победы. В день шестидесятилетия Победы”.
Его звали Садык. Садык Содыкбоев. Восьмого мая 2005 года, в 4:30 я встречала его на перроне харьковского вокзала. Поезд “Адлер-Москва” задерживался.
Я жутко волновалась. Вдруг Садык из Таджикистана что-то напутал. Вдруг не Харьков, а Хабаровск, например. Вдруг ему нужно было оформлять еще какие-то документы, чтобы быть в Украине. А еще я не знала номера вагона. По телефону он сказал “кажется пятнадцатый”.
Я носилась по перрону, как сумасшедшая: “Садык? Из Таджикистана?”
Через пять минут историю тридцатилетних поисков отца знал весь поезд и сотрудники вокзала.
“Нашли! Здесь!” – закричала проводник из девятого.
В дверях девятого вагона стоял худенький пожилой мужчина в обычном костюме, без халата и тюбетейки: “Аня?!?”
Это слово–имя – единственное, что Садык произносил. Только тогда я поняла, как волновался он. Я-то была в своем городе. А он ехал тысячи километров из места, которого я так и не нашла на карте и так и не смогла выговорить.
Садык Содыкбоев – житель Бабаджангафуровского района Согдийской области Таджикистана знал про Харьков только две вещи: номер моего рабочего телефона и имя.
Он привез с собой 100 гвоздик. Он привез лаваш с надписью “60 лет Великой Победы”. Он привез родную землю (песок в баклажке). Он привез черно-белые фотографии и треугольники-письма отца. Он привез таджикский национальный костюм для меня, а еще сумку урюка и ведро помидоров.
В официальной бумаге, слава Богу, были подробности. Отец Садыка – Сидик Хайдаров – в числе 87 воинов 116-й Гвардейской стрелковой дивизии им. М. Кутузова захоронен в Дергачевском районе.
Через час телефонных переговоров я знала точный адрес. “Памятник неизвестному солдату, село Дементеевка”.
Сельский голова Иваныч обрадовался, как ребенок: !Та вы шо?! Из самого Таджикистана?! Везите! Встретим! Только давайте завтра. Мы подготовимся!.
Садык ждал в холле отеля с шести утра. Хотя договаривались мы на девять. Белая выглаженная рубашка, пиджак, тюбетейка, гвоздики, лаваш и слезы. Журналисты, операторы, микрофоны. Он абсолютно не стеснялся видеокамер. Человек был счастлив. В автобусе рассказывал о своей семье, показывал фотографии. Шестеро детей и восемнадцать внуков. Все в полном составе провожали его в далекие края. В Харьков.
“Мы подготовимся” в интерпретации Иваныча значило следующее. Как только остановился наш автобус, на все село заиграла музыка. Нас встречали ветераны в орденах и медалях. Бабушки в парадных платочках накрывали на стол прямо на улице. Сам Иваныч вышел с хлебом-солью. В Дементеевке был праздник.
Садык долго стоял перед памятником. Молча. Потом сказал: “Наконец-то я дома”.
Не прослезились только самые железные.
Он раздал гвоздики ветеранам и водил рукой по выгравированному в камне имени отца. Он разломил лаваш и отдал его детям. Он высыпал из баклажки бабаджангафуровский песок и набрал туда харьковской земли. Он водрузил на голову Иваныча тюбетейку и произнес тост: “За мой священный хадж”.
Объяснил. В мусульманской стране люди всю жизнь собирают деньги, чтобы помолиться в Мекке. Это главная цель. Поход туда – Священный хадж.
“Я, наверно, единственный мусульманин, кто совершил свой хадж в Украину, в Харьков, в Дементеевку”, – сказал он.
Спасибо Садык. С праздником!
Комментарии