Сижу в одном из харьковских сквериков, курю, терзаю телефон. По аллее идут бабушка с внучкой. Бабушка – нестарая женщина лет шестидесяти, светски и даже отчасти нарядно одетая в белую блузу и кремовую юбку, на голове – аккуратная прическа. Внучка – девица-переросток до 15 лет, юбка в пол, гольф (в такую-то жару) под горло обтягивает пару персей третьего размера и буренкиной формы; две толстые косы сверху увенчаны совершенно дегенеративной инфантильной панамкой. Идут, негромко разговаривают.
Вдруг внучка отделяется от бабули и идет ко мне. Подошла, стала опасливо в двух метрах, в руках сжимает кулек и произносит: “Извините, пожалуйста, можно обратиться, если у вас есть минутка времени?”
Полный маркетологический набор штампов, после которого обычно просят денег либо предлагают купить гербалайф или фальшивые золотые часы.
“Валяй, – говорю. – Обращайся, непорочное дитя”.
“Позвольте предложить вам приобрести, вот интересные книги, очень познавательные”, – и лезет в свой кулек, но не достает, а смотрит в глаза…
“Предлагай”, – милостиво разрешаю я.
И она достает… Три книги. Откровения какие-то по-моему Иоанна, жития каких-то страстотеопцев и православный календарь. Толстые, увесистые тома, шикарная полиграфия, мелованая бумага. Бабушка в сторонке исподволь наблюдает, видимо бдит, чтобы я не вырвал из рук и не убежал с откровениями страстотерпцев.
“Нет, – отвечаю. – Не интересуюсь таким”.
И глядя на ее испуганное лицо с толстыми детскими щеками добавляю: “Не дорос еще духовно”.
Девочка промямлила что-то извиняющееся, неловко впихнула книги назад и отошла, а я сижу и вдруг такая злость меня одолела. Отобрать бы, думаю, у тебя календарь этот трехсотстраничный, догнать бабушку и настучать ей по аккуратно стриженой голове. С оттяжкой и назиданием. За мракобесие, насаждаемое в детскую голову. За использование труда несовершеннолетних. За то, что своими руками превращает ребенка в старуху с выхолощенными мозгами и кульком домостроевских догматов, устаревших две тысячи лет назад. За пыльную душную паутину псевдоверования, в которую погружена девочка, вместо того чтобы играть со сверстницами в куклы или вертеться перед зеркалом с маминой помадой.
Но, конечно, не отобрал, не настучал, не вызволил. Докурил, сплюнул и пошел домой, не познав откровений Иоанна. В спину мне бился перезвон колоколов с ближайшей, очередной церкви, созывая морально неустойчивых на очередное камлание.
И подумалось мне, что отдать в лоно церкви своего ребенка может только тот, кто не смог найти с ним общего языка, одной волны, а предпочел воспитывать его руками толстожопых священников на лакшери мерседесах, этих богов продаж восковых свечей, поминальных молитв и заламинированных бумажных иконок. Пещерные, убогие люди, заведшие ребенка, чтобы отдать его в прислужники самого рентабельного в истории планеты бизнес-проекта.
Двадцать первый век. Повальный диджитал. Кто-то майнит биткойны, кто-то садится в самолет и через несколько часов выходит на другом конце земного шара, в соцсетях пишут революции и контрреволюции, человеку делают бесконтактные лазерные операции, а в пыльном августовском сквере пятнадцатилетняя девочка продает откровения богословов. И бабушка эта, бабушка, бдит чтобы все было пучком.
Ненавижу. Только напалмом. Только под корень. С ущемлениями гражданских прав и вообще.
А вы отдаете воспитание своего ребенка на аутсорс?
Комментарии